Любовь, только любовь - Страница 106


К оглавлению

106

– О! Не плачьте! – воскликнул он, потрясенный.

– Да… ничего, пройдет. Благодарю вас, мой друг. Через час мы тронемся. Посмотрите, чтобы все было готово.

Она отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы от Руссе, а он, испуганный этим, не рискнул ее утешать. Эрменгарда пожала плечами и сделала знак Жаку, чтобы тот удалился. Когда он закрыл дверь, графиня встала с постели, босиком подбежала к Катрин и обняла ее обеими руками.

– Поплачьте вместе со своей старой подругой, дорогая… Вчера вечером я не думала, что я права! Не надо думать, что эта Сара не любит вас. Понимаете, она принадлежит к породе перелетных птиц. Они не могут устоять перед неким зовом природы. И улетают… потом возвращаются.

Катрин покачала головой, подавляя рыдания:

– Она не вернется! Она встретила своих… Но что мне обиднее всего – так это то, что она уехала, не простившись.

– Она скорее всего боялась, что прощание сделает невозможным ее отъезд… Одевайтесь, Катрин, и поедем отсюда! Здесь очень грустно!..

Часом позже паланкин с обеими женщинами тронулся в путь. Солнце уже поднялось высоко. Жак де Руссе гарцевал рядом с дверцей, не осмеливаясь смотреть на Катрин. Она так часто прикладывала кружевной платок к глазам, что молодой человек чувствовал себя несчастным и бессильным перед этим горем. Ехали все время молча. К середине дня караван пересек границу Бургундии, но следов Сары или цыганского табора нигде не обнаруживалось. Казалось, что все они растворились в утреннем тумане.


Катрин испытала настоящее удовлетворение, увидев свой дом на Пергаментной улице и Абу-аль-Хаира, который был все так же дружелюбен, хотя по-прежнему очень занят. Маленький врач не выходил из своей лаборатории, где благодаря великодушию Гарена у него было все, что ему было нужно для опытов. Курьеры из Брюгге и Венеции постоянно доставляли ему растения, травы, металлы и пряности, из которых он составлял бальзамы и лекарства. Катрин, вернувшаяся в бинтах и с вуалью на лице, была похожа на произведение искусства, перевозимое с предосторожностями. Его охватил такой гнев, что Катрин не осмелилась признаться, что автором этого шедевра был Гарен. Ей не хотелось подрывать то уважение и искреннюю признательность, которые мавританский врач испытывал к ее мужу. Она сочинила ему целую историю о падении с лошади в заросли колючего кустарника, в которую Абу-аль-Хаир нисколько не поверил, но из вежливости сделал вид, что его удалось провести.

Он потребовал, однако, чтобы ему позволили осмотреть ее раны, и, несмотря на стыдливое сопротивление Катрин, тщательно обследовал все ее тело, не выразив никаких эмоций, что очень облегчило состояние молодой женщины. Тем не менее, проведя пальцем вдоль ее израненной спины, он позволил себе сделать замечание.

– Странный эффект от этих колючек!.. Надо будет мне специально поехать на север, чтобы их внимательно изучить… – сказал он слегка иронично и так по-доброму, что Катрин только улыбнулась, ничего не ответив.

Напротив, он очень похвалил приготовленные Сарой целебные мази, помогающие при всех ранениях, и лишь порекомендовал дополнительно к ним употреблять для лица утром и вечером нежный крем на миндальном масле с добавлением экстракта из корней ливанского ириса, розовой воды, мирры, камфары и нутряного свиного сала, которого дал ей целую банку.

Он попытался также облегчить боль от жгучей душевной раны, нанесенной отъездом Сары. Катрин страдала от этого внезапного предательства, как от оскорбления, и понемногу горе стало уступать место гневу. После бегства Сары в душе Катрин произошла перемена, выразившаяся в нарастающем возмущении. Ей надоело быть жертвой стечения обстоятельств. Казалось, все поставили себе задачей пользоваться ею, употреблять ее в своих интересах, не спрашивая даже, нравится ли ей это. Вначале Филипп, считавший себя вправе отдать ее замуж по своему усмотрению и против ее воли, чтобы как можно проще завладеть ею. Затем Гарен, женившийся на ней, но не сделавший ее своей женой и не потрудившийся даже объяснить причину. С ним рядом Катрин уже не знала, кто она: предмет искусства, который украшают и выставляют напоказ, или рабыня, жизнь и смерть которой находится в руках хозяина. И с тех пор, как он учинил над ней страшную расправу, она серьезно склонялась в пользу последнего предположения, так как, не появись вовремя Эрменгард, он убил бы или покалечил ее, нисколько не поколебавшись. А что сказать об Арно, который то приближал, то отталкивал ее, в зависимости от перемены своего настроения? Он злоупотреблял беспредельной любовью, уничтожая ее своим презрением, позволяя себе осуждать ее за образ жизни, за поведение, относиться к ней как к низшему созданию. Теперь еще Сара, которой она полностью доверяла и которая, не сказав ни слова, не попрощавшись, оставила ее ради бродячего табора, ради цыган, которых она никогда не видела, но которые были одной с ней крови!

Бегство Сары было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Катрин решила, что прошло время уступок и склоненной головы и отныне она будет сама управлять своей судьбой, как ей вздумается, не заботясь о том, нравится ли это кому бы то ни было или нет. Поскольку все считали себя вправе вести себя свободно по отношению к ней, то она не видела причин, почему бы и ей не вести себя так же…

Абу-аль-Хаир следил за выражением лица Катрин с момента, когда он произнес имя Сары. Перебинтовывая ее правую руку, он улыбнулся и сказал:

– Твое главное несчастье в том, что ты слишком доверчива. Жизнь – битва, где всякое оружие хорошо, дремучий лес, где сильный перегрызает горло слабому, чтобы насытиться его мясом.

106