Любовь, только любовь - Страница 166

166

Почувствовав, что она зашевелилась, Филипп еще крепче сжал ее в своих объятиях. Испугавшись, что он проснется, Катрин больше не двигалась. Скоро рассвет, и надо будет расставаться. На какой срок?

Катрин смутно чувствовала, что больше не принадлежала этому человеку, этому дому. Мыслями она была уже в дороге, которая вела ее к сыну и подруге…

Монах из Мон-Бевре

После утомительной дороги Катрин и ее эскорт приближались к башням Шатовиллена. Какое-то тяжелое предчувствие мучило ее. В деревне, зажатой в излучине реки, с колокольни доносился погребальный звон, далеко разносившийся в холодном воздухе. На холме, среди волн тумана, виднелись черные надстройки на башнях господского замка. Крыши блестели от сырости. Катрин по привычке пыталась разглядеть яркое знамя Шатовиллена на его башне. Но увидела среди зубцов стен лишь черный стяг, вяло плескавшийся на ветру.

Она пришпорила своего коня. Хотя уже наступил день, в крепости царила тишина. Подъемный мост был поднят, у ворот не было видно ни души… Обернувшись к начальнику эскорта, выделенного ей Филиппом, юному мальчику с едва пробивавшейся бородкой, который постоянно краснел по любому поводу, она приказала ему протрубить в рог и сообщить об их прибытии. Она чувствовала сильное беспокойство. Мрачная атмосфера деревни в долине Марны действовала на нее угнетающе.

Молодой начальник эскорта выполнил приказ. Один из воинов сопровождения взял рог, висевший у него на поясе. Протяжный звук разнесся в туманном воздухе, и после третьго сигнала какой-то человек показался наверху. Катрин, одетая в тяжелый промокший плащ, вздрогнула и оглянулась на Сару, которая остановилась чуть позади. Это путешествие показалось ей бесконечным. Не раз им пришлось выдерживать стычки с бродячими бандами или просто с голодными крестьянами, изгнанными из деревень, которым приходилось бродить по дорогам в поисках пропитания, постепенно превращаясь в настоящих бандитов, чья жестокость вызывалась не столько жаждой наживы, сколько поисками еды. И Катрин очень пожалела, что с ней не было Жака де Руссе, ее постоянного охранника, который в одном из турниров сломал ногу. Молодой воин, заменивший его, был явно не на высоте положения. Но сейчас он очень решительным голосом потребовал открыть ворота графине де Бразен.

– Приехали! – прокричал кто-то сверху из башни.

Ожидание показалось Катрин бесконечным. Сидя на своем белом коне, который тоже в нетерпении бил копытом, она не сводила глаз с гигантского подъемного моста. Наконец со страшным скрипом мост опустился, открыв высокие овальные ворота с гербом наверху. Одновременно подняли решетку, и можно было увидеть лучников, бегущих к воротам. Вскоре послышался топот копыт лошадей по мосту. Катрин первая проехала по мосту и, миновав ворота, очутилась во дворе, посреди которого возвышалась громада башни. Затем направилась к жилому дому с изящными овальными окнами. На пороге его появилась женщина в черном с головы до ног. Катрин не сразу узнала в этой согбенной фигуре свою подругу…

Соскользнув с лошади у ступеней, ведущих в дом, молодая женщина не могла отвести глаз от этого черного силуэта, который медленно двигался ей навстречу. Когда-то полная фигура Эрменгарды теперь утонула в слишком широком для нее черном бархатном платье. У нее было бледное лицо с набухшими веками и совершенно седые волосы… Катрин бросилась к своей подруге, схватила ее за плечи в ужасе от того, что она увидела, и особенно от того, о чем она начала догадываться.

– Эрменгарда! Боже мой!.. Что случилось? Филипп?

Глухо застонав, старая дама бросилась в объятия Катрин и зарыдала. Отчаяние этой женщины оглушило Катрин, и она поняла, что ее худшие предположения подтвердились.

– Ах! – вскричала она. – Он…

Она не закончила. Слишком страшное слово застряло у нее в горле. Эрменгарда только утвердительно кивнула в ответ. Сара и солдаты, остановившиеся у крыльца, удрученно смотрели, как они рыдали, обняв друг друга. Судорожные рыдания молодой женщины разрывали им сердце. Сара, застывшая было в ужасе от происходящего, соскользнула с коня и поспешила к ним. Потом, обняв за плечи, она увела их в дом.

– Идемте… Не надо стоять здесь. Холодно и сыро на дворе…

Глубокая тишина царила в замке. Одетые в черное, слуги скользили как тени, боясь поднять голову. С тех пор как накануне маленький Филипп окончил свою земную жизнь, горе Эрменгарды наполнило замок унынием и страхом. Уже утром капеллан с трудом оторвал графиню от кроватки ребенка, чтобы приготовить все к похоронам… Эта бесконечная боль подруги вызывала у Катрин некий стыд. Молодая женщина, оглушенная этой новостью, оцепенела. Ей казалось, что она оказалась в толстом слое ваты, и собственная боль не доходила до ее сознания.

– Как это случилось? – спросила она бесцветным голосом, который сама не узнала.

Эрменгарда, которую Сара усадила в кресло, подняла на нее свои красные, опухшие от слез глаза.

– Лихорадка… – прошептала она. – В деревне крестьяне начали умирать, напившись воды из отравленного источника. Ребенок, возвращаясь с прогулки, захотел пить и попросил мельника дать ему воды… На другой день у него начался жар и бред. Вот тогда я и отправила к вам гонца. Местный лекарь делал все, что мог… а я даже не смогла повесить мельника… – добавила Эрменгарда с таким диким выражением лица, что Катрин вздрогнула… – Он умер со всей своей семьей этим же вечером от дурной воды… Простите ли вы меня когда-нибудь?.. Вы доверили его мне… а он умер… умер… мой маленький Филипп, такой красивый…

166