– Когда же наконец вы поймете, что я люблю вас? Что я никого не любила, кроме вас, Арно! Неужели вы не поняли за те две ночи, что вы приходили ко мне, что я душой и телом принадлежу вам, что вы могли все потребовать от меня?
Она не решилась взглянуть на него. Потом, бросив взгляд, она увидела его застывший профиль и строгие глаза, смотрящие прямо перед собой.
– Сделайте одолжение, никогда не напоминайте мне те обстоятельства, когда я повел себя так… и которых я стыжусь.
– Только не я. Мы были искренни друг с другом. А мне не стыдно, что я отдалась вам. Больше того, я счастлива, и если вы все хотите знать, я скажу, что именно за этим я пришла в Орлеан. Ради вас я бросила все: почести, богатство, любовь, я узнала нищету, страдания, даже смертельную опасность, надеясь только найти вас. Только вы нужны мне, а вы не хотите этого понять.
Она обняла его за шею и прижалась к нему, обезумевшая от любви, охваченная одним желанием – передать ему ту лихорадку, которая бушевала у нее в крови. Он слабо защищался дрожащими руками, которые так хотели обнять ее. Она привстала на цыпочки, стараясь достать губы молодого человека. Но он резко повернулся и гневно оттолкнул ее от себя, так что она ударилась об ограду.
– Я вам сотни раз говорил, чтобы вы оставили меня в покое, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Да, дважды я терял голову, дважды желание победило во мне. Но я расцениваю это как преступление… слышите вы, как преступление, предательство памяти моего брата. А вы все слишком быстро забыли. У меня был брат, помните… брат, которого я обожал и которого убили ваши, растерзали, как нельзя растерзать даже животное на бойне…
Внезапно душераздирающее рыдание вырвалось из груди капитана…
– Вы не знаете, что это был за человек, мой брат Мишель, – продолжал он скорбно. – Архангел был менее красив, чем он, менее храбр, менее галантен. Для восхищенного мальчишки, каким я был тогда, грязного крестьянского мальчишки, он был больше, чем брат. Это был чистый, светлый образ всего того, что я любил, чем восхищался. Он был воплощением рыцарства, веры, молодости, даже чести нашего дома. Когда я видел, как он проезжал на лошади по деревне и волосы его горели на солнце, мое сердце рвалось к нему. Я любил его больше всего на свете. Он был… он был Мишель, то есть единственный. Вам не понять этого…
– Да нет же… – тихо сказала Катрин. – Я видела его…
Эти простые слова вызвали бурю в Арно. Он прижал Катрин к стене двумя кулаками и приблизил к ней искаженное гневом лицо.
– Что вы видели? То, что ваши с ним сделали? Окровавленные человеческие лохмотья, над которыми потрудились ваши мясники? Он прятался в погребе одного из ваших проклятых Легуа, а его выдали, убили, разрубили на куски… Ах, ты его видела, говоришь? Видела ты, как мы с моим дядей пошли вынуть из петли ночью, тайно в Монфоконе туловище без головы, повешенное за подмышки ржавыми цепями. А голова была в кожаном мешке и висела рядом. Не голова, а черное месиво… И ты говоришь мне о своей любви!.. И ты не понимаешь, что, когда ты произносишь эти слова, у меня появляется желание удушить тебя! Если бы ты не была женщиной, я бы давно убил тебя…
– И если вам не удалось это, то не по вашей вине! – вскричала Катрин, в которой все сказанное пробудило воспоминания о тех ужасных часах. – Вы все сделали, чтобы отдать меня в руки палачу.
– И я нисколько не жалею об этом. И снова повторю завтра, если представится случай.
Горячие слезы покатились по щекам Катрин.
– Тогда не стесняйтесь! Убейте меня. Шпага у вас на боку, все будет очень быстро! Это лучше, чем ваша несправедливость. Почему вы не хотите выслушать все, что я могу рассказать о том, как умер ваш брат? Клянусь, что…
Ее прервал шум, доносившийся из королевского городка. За воротами раздавались крики, бежали люди, и вдруг сверху, над стеной, взметнулось красное зарево. Арно отпустил Катрин.
– Что происходит? – спросила она.
– Похоже на пожар. Пойдем посмотрим…
Как сговорившись, они бросились бежать, миновали ворота и стали подниматься по склону. В конце улицы Катрин увидела языки пламени, вырывавшиеся из разбитых окон дома, и услышала крики оттуда.
– Но это же мой дом!.. – глухо сказала она. – Это мой дом горит!
– Что вы говорите! – закричал Арно, хватая ее за руку. – Вы там живете?
– Да… Боже мой, но там же Сара! Она спала, когда я уходила.
Она бросилась бежать к дому как сумасшедшая. Дом был деревянный, как и многие вокруг, и пылал как факел. Улица была полна людей, которые уже образовали цепочку и передавали друг другу кожаные ведра с водой. Но это мало помогало, из дома доносились крики о помощи.
– Боже мой! – застонала Катрин, в отчаянии заламывая руки. – Сара отрезана огнем! Она погибнет!
Слезы показались у нее на глазах. Она забыла обо всем в эту минуту. Ее старая подруга в опасности! Но как она сможет выбраться из этого костра? Катрин видела там силуэт женщины, звавшей на помощь.
– Попробую вытащить ее оттуда, – вдруг сказал Арно. – Стойте и не двигайтесь.
Он быстро развязал пояс, на котором висела его шпага, сбросил камзол и рубашку, оставшись в одних узких штанах, которым был не страшен огонь. Катрин с расширенными от страха глазами видела, как он побежал к горящему дому, раздвинул толпу, потом, вылив на себя ведро воды, бросился в море огня и дыма. Толпа замолкла, а Катрин упала на колени возле конской привязи и начала молиться.
Под островерхой крышей, которая еще держалась, огонь бушевал со страшным шумом. Трещали балки, стены и мебель. Время, как казалось Катрин, тянулось бесконечно. Крики внутри дома прекратились.