Любовь, только любовь - Страница 47

Добрая Жакетта указала взглядом на переливающуюся груду материй, которую дядюшка Матье позаботился отправить племяннице как напоминание о соблазнительной роскоши, что ее ожидает. Катрин свалила их на сундук в самый темный угол спальни. От жалобного и печального тона Жакетты у Катрин защемило сердце, и она кинулась матери на шею.

– Не мучьте себя и вы, матушка! – вскричала она. – Все будет хорошо, и, как вы говорите, все уладится само собой.

Не подозревая о том, что имеет в виду ее дочь, Жакетта спустилась вниз несколько успокоенная и сказала Матье, что Катрин отошла, примирилась и уже не отказывается от замужества наотрез.

Но Катрин и не думала сдаваться. Она хотела только успокоить мать, а значит, и получить свободу действий. После своей более чем легкой трапезы она легла на постель, дожидаясь, пока совсем стемнеет. Она услышала, как хлопнула дверь за мэтром Матье: каждый вечер он отправлялся к городскому голове и отдавал ему ключи от ворот святого Николая, привратником которых был избран, потом запирал свои ворота и ложился спать.

Часы на башне прозвонили сигнал к гашению огней как раз в тот самый миг, когда Матье вернулся. С этой секунды улицы принадлежали волокитам, ворам, разбойникам, грабителям, проходимцам и искателям приключений.

Катрин, не шевелясь, лежала на постели. Она слышала, как постанывала лестница под тяжестью шагов мэтра Матье, слышала, как Лоиза распекала служанку, как, распевая, поднялся старичок Пьер в свою каморку на чердаке. Мало-помалу дом затих. Сары все не было. Катрин знала: она вернется разве что к утру, если не на следующий день.

Когда храп дядюшки Матье стал единственным признаком жизни в доме, Катрин соскочила с кровати, оделась в темное платье, накинула широченный плащ и выскользнула на лестницу. Все ступеньки она знала наперечет и спустилась так, что ни одна из них не скрипнула. Не звякнули в ее осторожных руках ни замок, ни засовы, которые, впрочем, Сара старательно смазывала салом.

Не прошло и пяти минут, как Катрин уже шла по улице.

Таверна Жако Морского

Катрин была не из робких, а на черном бархате июльской ночи сияло больше звезд, чем алмазов на мантии Черной Девы. Но все же для того, чтобы решительно направиться в закоулки, куда боялись заглядывать дозорные, требовалась смелость.

– Если я тебе понадоблюсь, – шепнул ей однажды Барнабе, – пошли за мной в публичный дом. Он принадлежит Жако Морскому, сержанту… и нашему хозяину – хозяину всего городского сброда. Я говорю тебе это потому, что ты не болтлива, и потому, что, мне кажется, когда-нибудь ты этим воспользуешься. Если меня там не будет, ищи меня в трактире Порт-д'Уш: иногда, хотя и не слишком часто, я туда захожу…

Сначала Катрин не очень хорошо понимала, что такое публичный дом, – до того дня, когда она доверилась Саре. Цыганка всегда называла вещи своими именами, считая правду более подходящей для воспитания девиц, чем лицемерие.

– Публичный дом – это такое место, где девки продают мужчинам за деньги свое тело, – сказала Сара.

Катрин приняла это к сведению и думала о словах цыганки, пробираясь вдоль домов по улице Грифонов, стараясь держаться в тени узких извилистых улиц.

Она не сразу решилась перейти площадь Сен-Шапель, одним духом пробежала к стоявшему посредине распятию и там остановилась. На утоптанной земле площади лежала длинная черная тень от креста, по обе стороны которого, повернув к нему каменные лица, Магдалина и святой Иоанн бесконечно созерцали муки Спасителя. Отдышавшись, Катрин двинулась дальше вдоль стены замка герцога. Башни отбрасывали плотную тень, но она боялась дозорных, чьи шлемы слабо поблескивали в темноте. Потом она свернула в улицу Кузниц и побежала мимо облезлых лачуг, пахнувших дымом, гарью и оружейной смазкой. Улица была невероятно узкой, и от слишком близко друг к другу стоявших кузнечных горнов часто вспыхивали пожары. У каждого дома стояло большое ведро с водой. Катрин об этом знала, но от волнения споткнулась об одно из этих ведер, упала, ушиблась и как нельзя более естественно выругалась. Это было не в ее привычках, но ей сразу стало легче.

Там, где улочка пересекалась с большой торговой улицей, она расширялась, образуя небольшую площадь – такую, что на ней свободно помещался позорный столб. Даже пустой, он представлял собой не самое приятное зрелище, и Катрин отвела глаза, собираясь продолжить путь. Вдруг она закричала – кто-то схватил ее за край плаща. Неясная тень, выползшая из-за угла, икнула, засмеялась, плащ соскользнул на землю, а грубые руки схватили Катрин за талию.

Оцепеневшая от страха, девушка все-так попыталась сопротивляться. Извиваясь, словно угорь, она вырвалась из неловких рук, державших ее. Не подбирая плаща, она пустилась бежать, стараясь победить страх и не заблудиться: ей надо было найти таверну короля нищих.

Ее преследовали: она слышала у себя за спиной глухой топот босых ног и тяжелое дыхание человека. В путанице узких переулков, по которым пролегал ее путь, становилось все темнее. Ее тошнило от запахов сточной канавы, отбросов, гниющего мяса, она почти потеряла сознание. Мусор в городе убирали очень редко, только когда его становилось невозможно много. Тогда в Уш и Сюзон бросали все, на что не позарились свиньи и бродячие собаки…

В углублении двери куча тряпья зашевелилась и с глухим смехом устремилась вслед перепуганной Катрин. Девушка побежала еще быстрее, стараясь не оглядываться. Но, не видя, куда она наступает, Катрин поскользнулась на куче гниющих отбросов, ухватилась руками за липкие камни и прижалась к стене, едва дыша и закрыв глаза… Преследователи настигли ее…