Любовь, только любовь - Страница 169

169

– Брат мой! – воскликнула молодая женщина, приближаясь к нему с протянутыми руками. – Я уж не надеялась увидеть вас на этом свете!

– А я чуть было и не покинул его, мадам. Я тяжело болел после выхода из тюрьмы. Но заботами моих братьев и благодаря чистому воздуху Морвана я поправился, слава богу!

Катрин усадила его на скамью, покрытую ковром, рядом с собой. Затем приказала, чтобы ему принесли что-нибудь поесть и выпить и приготовили комнату.

– Не беспокойтесь, мадам, – запротестовал монах, смущенный ее приемом. – Когда вы узнаете о цели моего приезда сюда, вы, возможно, не захотите меня принять. Я приехал, чтобы умолять вас…

– Я не знаю, что я могла бы сделать для вас, брат мой. Но все равно вы – желанный гость. Ешьте, а потом расскажете, что вас сюда привело.

Отдавая должное холодной свинине и вину, которые принес слуга, брат Этьенн начал свой рассказ. Уже с 12 октября прошлого года англичане осаждали Орлеан, и трагическое положение этого большого города привело его к ней. Хотя силы англичан и бургундцев не позволили полностью окружить город и оставался проход в него с северо-востока, положение орлеанцев было критическим, и они вынуждены были послать Сентрайля к герцогу Бургундскому… но войска его продолжали блокаду Орлеана…

– Герцог забывает, что Карл – законный наследник французского престола, мадам, – сурово добавил монах. – Говорят, он собирается создать рыцарский орден… Однако он хорошо знает, что осада Орлеана нарушает один из рыцарских законов. Нельзя осаждать город, не нарушая феодальное право, и герцогу Бургундскому известно, что город платил дань, чтобы не быть атакованным.

– Я знаю об этом! – воскликнула Катрин, вспомнив, что уже упрекала Филиппа за его проанглийскую политику.

С самого начала осады Орлеана Эрменгарда не переставала сердиться. Графиня считала, что Филипп Бургундский был недостоин больше носить золотые шпоры рыцаря.

– Но что я могу сделать? – спросила молодая женщина.

На лице брата Этьенна появилось просительное выражение. Он нагнулся и больно сжал руки Катрин.

– Мадам… В этой стране нет человека, который не знал бы о любви к вам монсеньора Филиппа. Вам надо пойти к нему и умолять отвести войска от Орлеана. Вы не представляете, что значит этот город для короля Карла. Если Орлеан падет – конец Франции, конец королю. Англичане, сидящие в Париже, победят навеки. Тем, кто поклялся в верности королю, будет незачем жить, напрасны будут усилия Иоланды Арагонской и моря пролитой крови…

Монах помолчал, потом очень тихо добавил:

– Столько рыцарей отдали свои жизни ради защиты этого благородного города! Орлеан разрушил свои прекрасные предместья, его жители отчаянно сражаются, и они погибнут, если не произойдет чуда. Будьте этим чудом, мадам! Предсказатели говорят, что только одна женщина спасет Орлеан. Подумайте… вот уже пять месяцев там сражается капитан де Монсальви вместе с горсткой таких же храбрецов!

Имя Арно, произнесенное просто так, обожгло Катрин как пощечина. У нее перехватило дыхание, она покраснела до корней волос, потом кровь отхлынула от ее лица, и она осталась сидеть, бледная и дрожащая.

– Брат Этьенн, – произнесла она еле слышным голосом, – недостойно вашей сутаны снова возродить в сердце женщины недостижимую мечту, которую она старалась забыть. Я вдова, я только что потеряла своего сына, и если однажды я позвала вас на помощь, чтобы вызволить капитана де Монсальви из заточения, то теперь я ничего не могу для него сделать. Если молитвы его жены не могут уберечь его, то что значит для него чужая женщина?

– Его жена? – удивленно спросил монах. – Какая жена?

Он что, сошел с ума? Катрин уставилась на него. У него что, пропала память или он смеется над ней?

– Я последний раз слышала о мессире де Монсальви, – проговорила она медленно, отчеканивая каждое слово, – несколько лет тому назад. Он собирался взять в жены Изабеллу де Северак, дочь маршала, и…

– Изабелла де Северак умерла, мадам! За два месяца до свадьбы. И мессир Арно, который, как говорят, не очень горел желанием потерять свою свободу, не нашел ей замены.

– Что?

Руки Катрин, сжимавшие край скамьи, начали дрожать. Слезы подступили к горлу. Она больше не понимала, где она… Уже давно она запретила себе думать об этом человеке, одно имя которого заставляло трепетать ее сердце, гнала из памяти этот дорогой образ как неисполнимую мечту!.. И вот совершенно неожиданно она узнает, что он свободен… свободен так же, как она! Можно было сойти с ума!

– Брат мой, – жалобно проговорила она, – почему вы не пришли ко мне раньше? Почему ничего не сказали мне? Почему вы заставили меня думать, что он потерян для меня?

– Но, мадам, – удивленно проговорил монах, – я не мог и подумать, что вы не знаете этого. Новости идут, несмотря на войну, от двора короля Карла ко двору герцога Бургундского… И потом, напомню вам, что, будучи в опале, я не мог прийти к вам. Мой настоятель добился для меня снятия наказания, и вот я здесь. Вы поедете, чтобы просить герцога снять блокаду Орлеана?

Глаза Катрин, смотрящие в сторону, блестели как звезды. Брат Этьенн понял, что она ускользала от него, была далеко, летя на крыльях за своей мечтой.

– Мадам, – осторожно упрекнул он, – вы не слушаете меня? Вы поедете к его светлости?

Она вернулась на землю и подарила монаху такую ослепительную улыбку, что у того перехватило дыхание. У него на глазах происходило превращение этой женщины. Она как будто сбросила со своих плеч тяжелое черное одеяние, глушившее ее внутреннее сияние. Катрин совершенно преобразилась. Она покачала головой:

169