Любовь, только любовь - Страница 88

Эрменгарда засмеялась.

– Что же вы не сказали раньше! Дорогая Катрин, вы видите перед собой мессира Жана Лефевра де Сен-Реми, из рода д'Абевилль, личного советника монсеньора герцога, великого специалиста по гербам всех сортов и главного арбитра в области изящного при дворе. Что до вас, мой друг, вы можете поприветствовать мадам Катрин де Бразен, жену нашего министра финансов и придворную даму вдовствующей герцогини.

Сен-Реми поклонился Катрин, выражая самое живое восхищение и осматривая при этом глазом знатока ее туалет и драгоценности.

– Невозможно видеть мадам и не дрожать от восторга, – начал он с энтузиазмом. – Не найдешь ничего элегантнее этого туалета, в котором нарочитая простота только подчеркивает достоинства этих великолепных аметистов. С тех пор как я пришел сюда, я вижу только ее и, если позволите, наслаждаюсь. Да, да, именно так – наслаждаюсь!

Действительно, Катрин надела сегодня аметисты, которые Гарен подарил ей к свадьбе, и, чтобы не отвлекать внимание от роскошных камней, выбрала простое белое шелковое платье с лиловым отливом. Но шелк был так хорош, так пластичен, что обрисовывал малейшие изгибы ее тела вплоть до бедер, как будто был влажным. Модный высокий чепец был сделан из той же ткани и покрыт тонким белоснежным кружевом, облаком окутывавшим ее открытые плечи. Она наряжалась очень тщательно – с особой тщательностью, граничащей с безнадежностью. Она собиралась смотреть, как рискует жизнью Арно, будучи красивее, чем всегда. Нужно, чтобы он ее увидел, чтобы различил ее в толпе зрителей.

Они с Эрменгардой пришли пораньше, чтобы занять хорошие места на трибуне, предназначенной для окружения принцесс, но через несколько минут хрупкое сооружение было заполнено толпой благородных зрителей: дамы и девицы в драгоценных уборах, болтливые и возбужденные молодые люди, серьезные советники и несколько старых рыцарей, пришедших, чтобы оживить свои воспоминания, глядя на подвиги других. Катрин видела, как пришла Мари де Вогринез и как она поджала губы, обнаружив, что мадам де Бразен сидит в первом ряду.

Жан де Сен-Реми уселся рядом с Катрин и болтал без остановки, комментируя туалеты, остроумно представляя новоприбывших – иногда резковато, но всегда забавно. Эрменгарда тоже подавала реплики, стараясь развеять тревогу молодой женщины. Но та не удержалась от вопроса:

– Мессир де Сен-Реми, вы ведь видели, как сражается граф де Монсальви? Вы тоже думаете, как все здесь, что у него нет шансов устоять перед Вандомским Бастардом?

Эрменгарда тяжело вздохнула, выражая этим вздохом и абсолютное понимание и досаду одновременно, но Сен-Реми, вытянув длинные ноги, рассмеялся и сказал доверительно, слегка наклонившись к соседке:

– Не повторяйте этого – не срамитесь! Я-то думаю, что бастард зря встал на дороге мессира Арно. Конечно, у Лионеля сила быка, но Монсальви прочно стоит на ногах… и у него самый ужасный характер из всех мне известных во Французском королевстве. Он не станет умирать, если его не принудят к этому. Да и то – только назло противнику!

Он снова засмеялся с беспечным, немного простоватым видом, который успешно скрывал истинный уровень его ума. Катрин, чье настроение вдруг резко улучшилось, вторила ему. Она почувствовала, что с ее души свалился огромный камень, к ней возвратилась вера. Но, к ее большому сожалению, разговор нельзя было продолжить: в центральной ложе, затянутой пурпурным с золотом бархатом, появились герцог Филипп и принцы. Их приветствовали бурной овацией. Филипп, как обычно, был в черном, на голове – широкополая шляпа, вокруг шеи – колье из бриллиантов, больших, как орехи. Он был бледен, но бесстрастен. Катрин заметила, что он на мгновение остановил взгляд на ристалище, где радостно бесновалась толпа, сдерживаемая барьерами, но не улыбнулся. С ним вместе пришли обе пары: Бэдфорд, англичанин до мозга костей, абсолютно безучастный ко всему, торжественно вел за руку Анну; за ними – Ришмон и Маргарита, улыбающиеся, занятые только самими собой. Между парами – герцог Бретонский. Знатные зрители заняли свои места в креслах, украшенных гербами. За креслом Филиппа, в тени, Катрин разглядела своего мужа и Николя Ролена, они разговаривали и не смотрели на арену.

Едва сев, Филипп сделал знак рукой. Двадцать трубачей выстроились перед трибунами, поднесли ко рту инструменты и бросили в небо, покрытое облаками, пронзительный клич. Катрин почувствовала, как холодеют ее руки, как напрягаются щеки, как дрожь проходит по позвоночнику: час битвы настал! В узком проходе между натянутыми канатами, делящими арену на две части, появился Бомон – герольд с белым жезлом в руке. За ним шли шесть его помощников. Жан де Сен-Реми тихонько назвал Катрин их имена: Фюзиль, Жермоль, Монреаль, Пелерен, Талан и Нуайе… Молодой человек казался очень возбужденным.

– Монсеньор обещал мне, что в день, когда он создаст рыцарский орден, о котором он мечтает как о символе своей славы, я стану там герольдмейстером, – поведал он Катрин.

– Это прекрасно, – машинально ответила она, ей это было совершенно безразлично. Все ее внимание было приковано к Бомону. В тишине, которая последовала за сигналом труб, он объявлял условия поединка. Вот уже в течение суток герольды обеих партий ходили по городу и повторяли на каждом перекрестке одно и то же. Катрин знала текст наизусть и мысленно произнесла его вместе с Бомоном: «…Выбранное оружие – копья и топоры. Будет использовано по шесть копий с той и с другой стороны…» Слова звенели в ушах, не проникая в сознание. Пока продолжалось это объявление, Катрин горячо молилась маленькой дижонской Черной Деве, Богоматери Доброй Надежды.